|
"Она родилась
быть "Новая Юность", №2(41), 2000 Светлым вечером 27 июня 1762 года сильный удар в наружную дверь заставил вздрогнуть и без того взволнованную княгиню Екатерину Романовну Воронцову-Дашкову. Ей удалось взять себя в руки и снова лечь в постель, дабы не возбуждать любопытства в слугах и так уже заметивших какие-то приготовления. В ту ночь решалась участь императрицы Екатерины II. Княгиня была в числе ее сторонников — тех, кто надеялся на смещение с престола супруга императрицы, императора Петра Федоровича. Вздорный, неуравновешенный Петр неприязненно относился к русскому народу, правителем которого оказался волею случая. Все его не любили и “в голос без трепета злословили ”.Екатерина Романовна уже знала, что события развиваются согласно задуманному плану. Несколько смущала нравственная сторона дела: император был крестным отцом Екатерины Романовны. Родные рассказывали ей, как бережно держал он ее у купели в марте 1743 года... В памяти княгини мгновенно промелькнули образы тех, кто был ей дорог с детства — отца, графа Р.И.Воронцова (мать умерла, когда ей не было двух лет), его брата и ее любимого дядюшки М.И.Воронцова... Это он заставлял ее прилежно штудировать иностранные языки, позволял рассматривать и разбирать служебные бумаги; благодаря ему она рано научилась разбираться в российской и европейской политике и узнала, “кто есть кто”. “Катинька” была нежно привязана и к другу дядюшки, обер-камергеру графу И.И.Шувалову: он пристрастил ее с детства к серьезному чтению, помог к 15-ти годам осилить труды модных французских философов — Монтескье и Вольтера. Живо помнилась и первая встреча с будущим мужем — обаятельным красавцем князем Михаилом Дашковым, холодящий шелк свадебной фаты, простой и патриархальный уклад жизни в Москве, у его родственников. Екатерина вышла замуж в 15 лет, в 17 — родила дочь, в 18 — сына. Детей пришлось по моде того времени сразу передать в руки мамок и нянек. Воспоминания о близких людях согревали душу, но тревоги девятнадцатилетней княгини были от них далеко. Не пышная свадьба с состоятельным офицером Преображенского полка и не рождение красивых и смышленых детей были главными событиями жизни Екатерины Романовны. Властность, тщеславие и честолюбие были в этой хрупкой женщине сильнее сентиментальных “чувствований”. Благородное происхождение и богатство оказались визитной карточкой в высший свет; муж ввел Екатерину в него. Милая приветливость, природное остроумие и наблюдательность помогли княгине занять подобающее место в хорошем обществе. На одном из балов, дававшихся в 1759 году в доме дяди, Екатерина Романовна познакомилась с будущей императрицей, а тогда великой княгиней Екатериной Алексеевной. Весь вечер они доверительно проговорили и расстались почти подругами. Несмотря на разницу в возрасте (14 лет!), обе женщины отличались независимым характером, неуемной энергией, целеустремленностью и, что называется, нашли друг друга. Начался обмен визитами, письмами, записочками. Писали — стихами и прозой — о литературе, о мечтах, о французских “вольнодумцах” Вольтере и Руссо. Екатерине (еще не именовавшейся тогда Великой) льстило восхищение Екатерины ”Малой”, открыто заверявшей о готовности поддержать императрицу в случае, если она “имеет определенный план” и надеется “что-то предпринять ”. Много лет спустя Дашкова опишет даже такой случай в истории их “дружбы”, когда они, укрывшись в будуаре одним одеялом, плакали от умиления друг другом, обнимались, а она клялась в верности общему делу: “Распоряжайтесь мной, я готова!” Но Екатерина Алексеевна побаивалась юной горячности новой подруги, ее духовного родства с главным соперником (крестница!), тесных связей всего клана Воронцовых с окружением Петра III. Когда руководимый энергической и пылкой супругой муж Дашковой также сделался приверженцем императрицы, она решилась наконец поверить в ее искренность.Екатерина Алексеевна много лет готовилась взойти на престол. Не удивительно, что она посвятила в свой замысел Дашкову. Та приняла пылкое участие в его судьбе, искренне считая, что предмет ее восхищения нуждался в чисто женской поддержке. Дашкова интриговала — и успешно, а когда красноречие было бессильно, в ход пускались чисто женские “штучки”. Никто не отрицал, что в заговоре против Петра III приняли участие прежде всего те вельможи, что были сражены прелестями Дашковой. ...В ту душную июньскую ночь 1762 года Екатерина Романовна почувствовала, что на карту поставлена вся жизнь. Она убеждала себя лежать в постели, когда сильный стук в дверь заставил ее вскочить и снова лечь. “Отворяйте, кто бы там ни был”, — последовало ее торопливое распоряжение. Как ждала она этого стука, хотя и не была знакома с молодым человеком, появившимся на пороге комнаты и позвавшим ее за собой! Спу-стя несколько часов ранним утром 28 июня, обе Екатерины, одетые в военные мундиры, уже скакали рядом во главе гвардейских полков. Спустя полвека Дашкова записала в своих мемуарах: “Представьте себе меня в мундире, со шпорой на одной сапоге, с видом пятнадцатилетнего мальчика и с красной екатерининской лентой через плечо”. Она сама себе нравилась в том воспоминании, особенно если учесть, что никогда не отличалась красотой — слегка приплюснутый нос, полные щеки, испорченные зубы (сохранившиеся портреты — льстивы), но невысокая фигурка ее была совершенной, и ее явно стройнил мужской костюм... Между тем император Петр Федорович, пометавшись и сбившись с толку от противоречивых советов, отрекся от престола. Народ славил Екатерину Великую; солдаты с восторгом стреляли в воздух: их уверили, что отрекшийся правитель замышлял убить жену и сына, но коварный замысел провалился ... “ Революция без пролития крови” — так назвала тот день Дашкова, начитавшаяся французской литературы. Однако же поступки императрицы и события, последовавшие за переворотом, разочаровали ее. Тайное умерщвление Петра III ужаснуло и возмутило Екатерину Романовну, посчитавшую, что тем самым “славная реформа навсегда запятнана”. Это не мешало княгине полагать, что именно ей Екатерина Алексеевна обязана престолом, и ждать благодарности. Она ревновала императрицу ко всему ее окружению, мечтая о продолжении доверительной дружбы. Но не ей было уготовано первое место около победившей правительницы. Екатерина все чаще высказывалась скептически о заслугах и талантах Дашковой. Преданность Екатерины Романовны была оценена в 24 тысячи рублей серебром и титул статс-дамы. Дашкова, оскорбленная, удалилась ото двора. Екатерина Великая, не отрицавшая важности участия бывшей наперсницы в июньских событиях (“Кто бы мог подумать, что дочь Романа Воронцова поможет мне сесть на престол!” — сказала она как-то канцлеру Бестужеву), не стала ее задерживать.На самом деле дружба Екатерины и Дашковой была невозможна. Екатерина хотела царить не только властью, но и красотой, умом, обаянием. Интеллектуальную соперницу, испытывавшую постоянное желание нравиться, энергичную и к тому же отличавшуюся “нескромной свободой языка”, она вынести не могла. Дашкова не знала тогда, что полоса тревог и несправедливых обид в ее жизни еще только начиналась. В том же 1762 году у нее умер сын, и она поспешила завести в 1763-м еще одного ребенка. К счастью, родился мальчик, Павел. Ища спасения от мучивших ее душевных терзаний, она целиком окунулась в семейные дела, но муж уехал вначале послом в Константинополь, а затем членом дипломатической миссии в Польшу. Там в 1765 году он скоропостижно скончался. На руках княгини остались двое детей и куча долгов, оставленных ее любезным “супружником”, оказавшимся пошлым придворным гулякой и ловеласом. Это был удар: Дашкова была влюблена в мужа и считала себя в его жизни единственной. Кое-как расплатившись по счетам, княгиня уехала в подмосковное имение, где прожила безвыездно пять лет. “Если бы сказали, что я, привыкшая к роскоши и расточительству, сумею сама лишить себя всего и носить скромную одежду (это в двадцатилетнем-то возрасте!), я бы не поверила ”,— признавалась она позже. Однако это было так. Нужно было воспитать детей, дать им образование. Практичная и смекалистая, Дашкова сумела в короткий срок вернуть имению прибыльность. В 1769 году, накопив денег, она испросила разрешения поехать с детьми в Европу.В чужих краях Дашкова ожила, вновь почувствовав себя юной, неукротимой и озорной. В Данциге, на стене гостиницы, где она остановилась, висела картина, представлявшая итог сражения русских с пруссаками (русские на ней были изображены стоящими на коленях и просящими пощады); Дашкова купила краски и тайно перерисовала мундиры солдат. Работа кипела всю ночь, и к утру уже пруссаки стояли на коленях и просили у русских помилования... В Ганновере Дашковой удалось сконфузить приличных дам, сидящих с ней в театральной ложе, сказавшись оперной певицей. В те времена положение певицы мало чем отличалось в глазах почтенного общества от положения содержанки у богатого вельможи. Княгине было и смешно, и сладко смущать эту чопорную публику... В Париже, в Лондоне, в Женеве... Ах, какие знаменитости окружали ее там и как они были очарованы ею! Дидро, называвший ее “мой идол ”, совершенно запутался в словесном кружеве, которое она битый час плела, болтая с ним наедине. Крепостничество в ее изложении представлялось “благом” для крестьян, которые, по мнению княгини, просто погибли бы без “добрых” помещиков от злоупотреблений чиновников. Дидро находил ее рассуждения серьезными и уже был готов повторять вслед за ней, что крепостное состояние не так уж дурно, как думают... Вольтер проиграл ей в шашки... Итальянский художник Паоли просил позировать для портрета...
|
